Каменный мешок - Страница 25

Подняла маску с пола и вернула ее на место — с такой силой прижав ее к лицу старика, что казалось, свернет ему шею. Роберт сидел, опустив голову и закрыв глаза — словно спит или в самом деле умирает, подумала Элинборг. Сестра подкатила кресло Роберта к кровати, подняла его, как пушинку, и уложила на постель. Элинборг подошла поближе, но сестра преградила ей дорогу:

— Вы что, хотите вашими идиотскими вопросами эту старую развалину со свету сжить?

Крепко сбитая нахрапистая бабища лет пятидесяти; волосы собраны в пучок, одета в белый халат, белые штаны и белые же ботинки, смотрит на Элинборг волком.

— Как я вообще вас сюда пустила, — пробормотала она себе под нос, а затем, повысив голос, добавила: — Хорошо, если он доживет до вечера.

В тоне было слышно недосказанное «и если старпер подохнет, то виноваты будете вы».

— Прошу прощения, — сказала Элинборг, не понимая, с чего эта туша на нее окрысилась и почему она должна извиняться. — Мы полагаем, Роберт может помочь нам в расследовании. Надеюсь, это не заставит его чрезмерно перенапрягаться.

Роберт вдруг снова открыл глаза, огляделся вокруг, словно удостоверяясь, где и почему находится, и снял кислородную маску, несмотря на сопротивление сестры.

— Часто приходила, — сказал он, едва дыша, — много позднее… зеленая… женщина… к кустам…

— Кустам? — не понимая, о чем он, переспросила Элинборг. — Вы хотите сказать, к кустам смородины по соседству?

В этот момент сестра снова наложила Роберту на лицо кислородную маску, но Элинборг заметила, что старик легонько кивнул.

— Кто приходил? Какая женщина? Ваша жена? А сами смородиновые кусты вы помните? Сами туда ходили? Да или нет?

Роберт едва заметно отрицательно покачал головой.

— Так, вот что, идите-ка вон и оставьте его в покое, — приказала сестра.

Элинборг в ответ встала и наклонилась поближе к Роберту, но не совсем вплотную, чтобы не сердить уже и без того недовольную сестру.

— Вы можете мне сказать, кто это был? — продолжила Элинборг. — Кто часто приходил к кустам?

Роберт снова закрыл глаза.

— Много позднее? — добавила Элинборг. — Что вы этим хотите сказать?

Роберт открыл глаза, и стариковские костлявые руки сделали жест, который мог означать только одно — ему нужны бумага и карандаш. Сестра отрицательно покачала головой и добавила, мол, с него хватит, пора и отдохнуть. Он в ответ вцепился ей в руку. Какой умоляющий взгляд!

— Даже и мечтать забудь, — сказала ему сестра и повернулась к Элинборг: — Не будете ли вы так добры освободить помещение?

— Может быть, нам следует дать ему самому право решать, хочет он еще говорить или нет? Ведь если он умрет сегодня вечером…

— Нам? — фыркнула сестра. — Каким еще нам? Я, к вашему сведению, тут тридцать лет подряд ишачу, ухаживая за больными, и что-то вас ни разу не видала! Так что извольте немедленно убираться вон, а не то я позову санитаров, и вас отсюда вышвырнут!

Элинборг посмотрела на Роберта — глаза закрыты, может, спит. Посмотрела на сестру и медленно, очень медленно пошла к двери. Сестра отконвоировала ее в коридор и захлопнула перед носом дверь, сама оставшись в палате. Элинборг подумала, не позвать ли на помощь Сигурда Оли, поговорить с этой бабой и убедить ее, как важно для рейкьявикской полиции получить от Роберта сведения, которые он к тому же жаждет им сообщить. Пожалуй, не стоит. Сигурд Оли со своими манерами, конечно, только разозлит ее еще сильнее.

Элинборг прошлась по коридору. Ага, вот и столовая, где сидит Сигурд Оли и ест бананы, выражение лица недовольное. Она уже собиралась присоединиться к нему, но передумала и вернулась в коридор к палате Роберта. В самом конце коридора небольшой холл с телевизором, перед входом дерево в здоровенной кадке. Элинборг зашла в холл и спряталась за деревом. Отличное место для наблюдения за дверью палаты. Этакой львицей в засаде Элинборг приготовилась ждать, пока добыча пробежит мимо.

Несколько минут спустя дверь открылась, не страдающая избытком вежливости сестра вышла от Роберта и исчезла в направлении столовой. Видимо, Сигурда Оли она не заметила, он ее тоже — слишком вкусные бананы.

Элинборг бочком выбралась из укрытия и на цыпочках вернулась в палату Роберта. Тот лежал в кровати с маской на лице, в той же позе; видимо, спит. Занавески задернули, рядом с кроватью на тумбочке горит ночник. Элинборг подошла поближе и замерла в нерешительности. Огляделась, вздохнула и тронула старика за плечо.

Роберт не отреагировал. Элинборг еще раз подергала его за руку — безрезультатно. Или спит глубоким сном, или в самом деле умер. Черт, что делать? Тряхнуть его как следует или плюнуть на все и уйти? В конце концов, он ничего особенного им не сказал. Только то, что к кустам кто-то часто приходил. Какая-то зеленая женщина.

Она уже собралась уходить, как вдруг Роберт открыл глаза и уставился на нее. Узнал меня или нет? Узнал, кивает — и даже улыбается из-под маски. Стариковские руки повторили тот же жест — и Элинборг протянула ему записную книжку и ручку, которые всегда носила с собой в кармане плаща. Старик принялся писать — большими печатными буквами, лучше у него не получалось, так дрожали руки. Писал он долго, и Элинборг все время неспокойно озиралась, опасаясь, что в следующий миг в палату войдет сестра и тут уж ей не поздоровится. Хотела поторопить Роберта, но не решилась — кто его знает, сколько у него сил осталось.

Когда он закончил, иссохшие руки просто упали на одеяло, выронив ручку и записную книжку; глаза тотчас же закрылись. Элинборг подобрала оба предмета и хотела прочесть, что бедняга накорябал, но тут что-то громко, отчаянно запищало. А, это его электрокардиограф! Ужасный громкий писк разносился по всей больнице, словно вой пожарной сигнализации. Элинборг от страха и неожиданности аж подпрыгнула. Что делать? Она посмотрела на Роберта. Нет, лучше выметаться отсюда поскорее.