Забывчивый хозяин, весь в поту, от страсти красный, тяжело вздохнул и поднял глаза на сидящую на нем наездницей Бергтору. Выражение ее лица не оставляло сомнений — так сразу она его и не подумает отпускать. Подруга закрыла глаза, легла ему на грудь и методично продолжила работать бедрами, пока смена ритма и расслабление миг назад сведенных в экстазе мускулов ее тела не подсказали подлежащему, что дело сделано.
Хорошо же ей живется! А вот ему, Сигурду Оли, придется подождать до следующего раза. В его мире пейджер — важнее всего.
Он аккуратно выскользнул из-под Бергторы, она же осталась лежать на подушке с таким видом, словно это был не оргазм, а нокаут.
Эрленд сидел в кафе «У Скули» и уплетал за обе щеки ягнятину. Он частенько заглядывал туда — где еще в Рейкьявике найдешь настоящую традиционную исландскую еду, такую, какую приготовил бы себе сам Эрленд, найдись у него время. Да и интерьер ему по душе — стены забраны коричневыми панелями из ДСП, кресла все старые, из трещин в обивке — видавший виды кожзаменитель — торчит поролон, на полу протертый до дыр линолеум, по которому прошлась не одна сотня пар ног завсегдатаев — водителей грузовиков, таксистов, крановщиков, разнорабочих и прочей публики в этом роде. Эрленд нашел себе столик подальше от прочих и уселся за него в гордом одиночестве, намереваясь отдать должное жирной ягнятине, вареной картошке, зеленому горошку и тушеной капусте, каковые были в изобилии водружены на тарелку и изобильно же политы сладким белым соусом.
Основной поток обедающих уже схлынул, но Эрленду удалось уговорить шефа поделиться и с ним творением рук своих. Хорошенько сосредоточившись, Эрленд отрезал добрый кусок мяса, насадил его как следует на вилку, добавил сверху картошки и капусты, утопил все это великолепие в соусе, а затем отправил сие произведение кулинарного искусства в собственную пасть, в бездне которой оно незамедлительно и исчезло на веки вечные.
Стоит, пожалуй, повторить, здраво рассудил Эрленд и принялся сооружать новую порцию божественной снеди. Но не успел работник вилки и ножа разомкнуть челюсти, дабы поглотить заготовленное, как зазвонил лежащий рядом с тарелкой на столе телефон. Вилка, ломящаяся от яств, замерла в воздухе. Повелитель ягнятины с картошкой поглядел сначала на телефон, затем на вилку, затем снова на телефон и с нескрываемым сожалением вернул в тарелку первую и взял в руку второй.
— И какого же врага рода человеческого означенный род не желает оставить меня в покое? — сказал он, не дав Сигурду Оли и рта открыть.
— Нашли скелет в Миллениуме, ну знаешь, такой новый квартал на востоке, — сообщил Сигурд Оли. — Мы с Элинборг уже направляемся туда.
— Какой еще скелет?
— А черт его душу знает. Мне позвонила Элинборг, я уже еду. Криминалистов тоже вызвали.
— Приятель, понимаешь, какая история, я тут вообще-то обедаю, — медленно, растягивая слова, сказал Эрленд.
Сигурд Оли едва не выпалил, чем занимались они с Бергторой, когда поступил звонок из участка, но каким-то нечеловеческим усилием удержался.
— Короче, увидимся на месте, — сказал он. — Это по дороге к Рябиновому озеру, ну ты знаешь, там цистерны с горячей водой, вот к северу от них. Недалеко от Западного шоссе.
— Кстати, а что это такое — «миллениум»? — спросил Эрленд.
— А? — не сказал, а выплюнул Сигурд Оли, все еще в ярости от того, что им с Бергторой помешали.
— Я говорю, что это за слово такое, «миллениум»? Вот, скажем, «линолеум» я знаю, «У Скули» все полы в линолеуме. А «миллениум» — нет. Это что, несколько слов вместе? Ну да, «мил лени ум». Но это какая-то странная философия, ты не находишь? По-моему, если лени что и мило, так точно не ум. Как думаешь?
— О боже ж ты мой! — застонал Сигурд Оли и бросил трубку.
Три четверти часа спустя дышащий на ладан двенадцатилетний японский автомобильчик Эрленда припарковался у котлована на Ямном пригорке. Полиция прибыла на место раньше и огородила котлован желтой лентой. Эрленд пролез под нее и спустился вниз по лестнице; там его уже ждали Элинборг и Сигурд Оли, а с ними — юный студент-медик, который и позвонил в участок, и врач из Рейкьявика, полный мужчина лет пятидесяти. Малышню с дня рождения увели домой.
Новость про скелет вызвала известный интерес у газет и телевидения. Вокруг огороженного пространства толпились соседи и журналисты. Кое-кто приехал сюда, прознав про находку, другие, занятые работой в своих домах, дивились на собравшуюся толпу, не выпуская из рук мастерки. Был конец апреля, теплый весенний вечер, погода стояла прекрасная.
Криминалисты трудились у стены, осторожно пытаясь расковырять слежавшуюся землю совочками. Все, что удавалось высвободить, шло в специальные пластиковые пакеты. Работа не очень спорилась, но верхнюю часть скелета было уже неплохо видно — Эрленд различил плечевую кость, часть грудной клетки и нижнюю челюсть.
— Значит, как, говорите, квартал называется, Миллениум, да, «тысячелетие»? Стало быть, нашему взору предстал не кто-нибудь, а Жмурик тысячелетия собственной персоной? — спросил Эрленд и подошел поближе.
Элинборг и Сигурд Оли пропустили Эрленда вперед и переглянулись. Элинборг покачала головой, Сигурд Оли в ответ покрутил пальцем у виска.
— Я позвонил в Национальный музей, — сказал Сигурд Оли, почесывая затылок. — Так что должен сообщить вам, господа, пренеприятное известие — к нам едет археолог. Возможно, он разъяснит нам, с чем мы тут имеем дело.
— Может, заодно и геолога пригласим? — предложила Элинборг. — Чтобы посмотрел на почву, в каком слое лежат кости. Так легче будет определить время, когда нашего жмурика закопали.